Золотой конь

Всякий раз когда из одного окна я вижу степь до горизонта и из другого окна — тоже степь до горизонта, я вспоминаю историю про золотого коня Чингисхана, которую слышала, когда ещё не ходила в школу. Так она меня впечатлила.

Я не помню деталей и подробностей этой истории, не помню, кто мне её рассказывал и где я её услышала. И всё, что осталось в моей голове от этой истории, так это только то, что Чингисхан закопал статую коня из чистого золота где-то в астраханских степях.

Этого золотого коня я всегда представляла себе очень хорошо. Во-первых, это должен быть вполне себе конь в натуральную величину, натуральный такой полноразмерный конь из чистого золота. Во-вторых, никакого символизма и абстрактности — конь должен выглядеть так, будто бы к живому существу прикоснулся персонаж древнегреческой мифологии Мидас.

И вот всякий раз, когда в дороге мне случается наблюдать бесконечные степные горизонты, я представляю себе человека, который собирается во что бы то ни стало откопать этого золотого коня. Для начала он выяснит ближе к каким — казахским или калмыцким — степям закопана статуя, он составит карты, раделит участки на сектора, учтёт подземное движение пород и возьмётся за лопату. Ну ладно, не за лопату. За золотоискатель. За рентгенограф почвы на несколько сот метров. Просеиватель песка, наконец. С каждым пройденным и оказавшимся пустым квадратным метром вероятность, что конь лежит в оставшейся части будет оседать под вероятностью того, что коня проглядели, конь лежит за пределами карты, коня нет и никогда не было. Ветер гоняет песчаные волны с одного бархана на другой, ящерицы-круглоголовки, растопырив когтистые лапы, разбегаются в стороны, перекати-поле несётся по одному только ветру понятному кругу… А человеку во что бы то ни стало нужно откопать золотого коня.

А потом я думаю что каким-нибудь тёплым вечером кто-то другой выйдет к обрывистому берегу ерека, чтобы в илистой тени ивы накопать к рыбалке червей. Ну или в домике на окраине села, с той стороны где пески уже надвигаются на только высаженную рассаду огурцов, вдруг переполнится уличный туалет и надобно копать ещё одну яму. Тут лопата и упрётся, обязательно звякнет о что-то копытоподобное мутно-песочного, почти ржавого цвета. Тут, конечно, сразу не понять что. То ли кусок засохшей глины, то ли окаменелое дерьмо. Какое уж тут золото. Тем более золотой конь. Может быть, даже копать дальше перестанут. Надо оно копать там, где лопата звенит. А, может быть, и откопают. Но не сразу поймут что. От пышной, развевающейся по ветру гривы, уже пойди ничего не осталось, хвоста, наверное, тоже нет, оброс, наверное, весь камнем, хорошо, что копыта на месте, но главное, что глаза неожиданно вдруг заблестят как новенькие натёртые пуговицы.

И это всё я сейчас вовсе не про коня. Совсем не об этом, да.