«Об Эдварде Радзинском и «загадках России» « Габриэль Гарсиа Маркес
Эдвард Радзинский пишет о том фантастическом ощущении, когда работаешь в архиве и словно соприкасаешься руками с давно умершими историческими героями, а Габриэль Гарсиа Маркес внезапно пишет об Эдварде Радзинском. И не только.
Степень моего удивления при обнаружении этого эссе, пожалуй, была такая же, как тогда, когда я узнала, что Иосиф Бродский публиковал перевод битловской «Yellow submarine» в одном пионерском журнале. Удивление моё было ещё больше, когда я обнаружила, что корни этого текста зарыты ещё в более интересном произведении, но пока я не сравнила это эссе с тем очерком, откуда, как говорится ноги растут, мне нужно написать ещё про кое-что.
Эта его книга прекрасный пример публицистики. А уж на фоне его магического реализма, взбаламученной палой листвы мыслей, вдохновенного векового одиночества, золотых рыбок Аурелиано, пергаментов Мелькиадеса и порыва ветра, унёсшего Ремедиос Прекрасную, эти его «загадки России» смотрятся ещё тем сюрреализмом от обратного. Настолько, насколько может быть сюрреалистичной жизнь в Советском союзе глазами тридцатилетнего колумбийца в 1957 году.
«22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!» Габриэль Гарсиа Маркес
Сюжет книги в истории её создания, а отдельные моменты пересказывать не имеет смысла — это, действительно, нужно только читать. Меня смутила здесь только разница в переводе, хотя, может быть, дело здесь не только в этом, но.
Например, описываемое знакомство с «пожилой сеньорой лет 60 с пулемётной скоростью тараторящей на пяти языках». В статье «Об Эдварде…» эта тётушка называет того, кого нельзя называть на французском, а вот в очерке уже благостно произносит «Le moustachu» по-испански. Хотя, казалось бы, какая тут разница, тем более, что символизма тут ни на грамм. Однако, эта же настолько чудесная женщина разглагольствует о СССР всего-то в 1957-м году с иностранцами на такие темы, которые уже заставляют поставить под сомнение её реальное существование или же даже скорее представить её как некий собирательный образ этакой, витавшей в воздухе, «антисоветчины». В раннем очерке театр, в котором она работает она с улыбкой называет «театром призраков — его лучшие актёры покоятся под землёй», а в более позднем эссе этот театр уже — «театр картофелин — его лучшие актёры лежат в земле». И мне с первого раза совсем не понять, где были здесь тонкости перевода, а где просто исправлено цензурой.
Понятно, что эссе было написано гораздо позже очерка-впечатления. И нужно прочитать ещё и «Осень патриарха», чтобы понять, что на образ несменяемого диктатора Латинской Америки, оказали влияние ещё и «изящные (!) женские руки великого (!!!) азиатского тирана». Ну надо же, да.
«Море исчезающих времён» Габриэль Гарсиа Маркес
Здесь нет никакого открытия, а просто знакомый уже мне Маркес с его миром концентрированного гротеска, пестротой метафор и неподвластных моему пониманию символов: источающий запах роз океан, покойники, что плывут в его глубине, всматриваясь в звёзды словно сквозь огромное «трансатлантическое стекло», окаменелые черепахи, что спят миллионы лет на самом дне и бесконечные потоки цветов, струящиеся вдоль узорчатого сланца…
Тайный мир, в который не верят даже герои этого рассказа. Ни магический реализм, ни мистическая история, а магия литературы, как она есть.