Делия Телеграф
Старинное народное поверье гласит, что нельзя надолго забрасывать свои социальные сети и бложики, иначе люди могут решить, что у их владельца появилась интересная жизнь. У меня появилась просто жизнь.
Я забыла, когда в последний раз пользовалась общественным транспортом и у меня скоро вырастут жабры, мелкие и не мелкие радости моего существования зависят от моей стипендии по отношению к текущему курсу и каждым утром понедельника меня всё ещё накрывает странным восторгом от осознания того, что я совсем не работаю, поскольку память подсказывает мне о тех временах, когда я вставала пять, тогда как сейчас еле могу оторвать себя от подушки в девять и всё упрямо катится к тому, что чем ближе к зиме, тем невыносимее будут утра и речитативом начитывающий Бродский «Не выходи из комнаты…»
Утра невыносимы, а вечера хаотичны, здесь невозможно просыпаться рано также, как и невозможно рано лечь спать, но все встают рано и ложатся поздно, или не спят вовсе, такие тонкие стены из цветного картона, что я слышу иногда как зевает сосед за стенкой, а иногда слышу как он расписывает ручку, а в конце коридора на кухне проигрыватель заезживает виниловые пластинки, тянет ленту магнитофон или кто-то начинает играть на гитаре, так вечер с пятницы на субботы кувырком сваливается в неясное смутное утро и религией выходного дня на кухне появляются латентные социалисты, гопосексуалы, хипстеры и другие обычные люди.
Меня окружают настолько прекрасные люди, что если бы я писала книгу или снимала бы кино, то мне не пришлось бы выдумать ни одного персонажа и даже бы веский довод о том, что все имена изменены, а все совпадения с реальными персонажами случайны, казался бы непомерной ошибкой, настолько всё на своих местах, что я порой пропадаю без вести на всех этих кухонных разговорах о революции и эволюции, исламе и коммунизме, Калатраве и Калевале, и все эти историки, антропологи, искусствоведы, политологи, социологи, североведы, феноменологи, лингвисты, феминистки, патрологи, филологи, марксисты, ориенталисты прекрасны настолько, что даже поначалу теряешься и начинаешь чувствовать внутреннюю неловкость за свой примитивизм в желаниях поесть и поспать, пока не вспомнишь, что полночи прошло за конспектами по выпуклым структурам, многокритериальным задачам, нелинейной оптимизации и линейному программированию, но ведь прошло же и ладно.
А после полуночи все диалоги примерно начинающиеся с «Do you live on the third floor? — No, I am from America» заканчиваются тем, что американцы говорят исключительно на русском, а русские исключительно по-английски, пока кто-нибудь не переключится на украинский или не начнёт читать нараспев «Lyublyu tebya, Petra pechen’e…» и кто-то расскажет историю про девушку из Новой Зеландии по имени Мишель, которая жаловалась на то, что её то обсчитывали, то попросту хамили ей в магазинах, пока её не научили фразе «Putina na vas net!» и что такими простыми фразами «жаба задавила» и «гнать телегу» можно пользоваться также как и «shto? ya iz Rossii!».
По чётным числам зима, по нечётным весна, конец света на третьем этаже, где вырубает пробки не по расписанию, а по настроению и потоп на нашей кухне. существование горячей ванны с пеной и солью как отголосок прошлой цивилизации, а те, кто знает меня наверняка может подумать, что странность в том, что эта запись не начинается со слов «милый мой йозеф» или с ещё каких-нибудь «варкалось», понятных только своим и не продолжается общедоступным «можно мне ещё красного», но дело в том, что мне опять понадобилась нелепая еда посреди ночи и я опять задумалась и ушла куда-то не туда, а когда вернулась то напечатала всё то, о чём подумала, а то, что не напечатала я расскажу на кухне, чтобы подумать о том, о чём не подумала ещё.
