Делия Телеграф
Фрагменты из интервью Рэя Брэдберри разных лет.
У меня нет никаких сомнений, что скоро случится именно так, как я предсказывал. Школы не учат детей ничему, вырастает поколение без мозгов — в голове только телевидение и компьютерные игры: они не умеют читать и писать, а про Достоевского думают, что тот — глава русской мафии. Учителям лень прививать школьнику любовь к чтению, а это очень опасно — можно снова получить костры из книг, как при Гитлере. Знаете, я даже рад, что у меня нет высшего образования.
Гитлер тоже мог появиться из-за того, что кто-то наступил на бабочку. А вообще стоит задуматься: если тебе выпадет шанс изменить историю, станешь ли ты это делать? Я написал рассказ от своего имени: я попадаю с помощью машины времени в Лондон, куда 16-летний Гитлер приезжает навестить своего двоюродного брата. И я хочу его убить, потому что это монстр, но… в результате рука не поднимается. Потому что в то время он еще не стал тем самым Гитлером, а был обычным шестнадцатилетним мальчиком.
Счастье и разочарование одновременно. Почему человечество ушло с Луны, почему мы не исследовали ее поверхность, не построили там базы? Мы потеряли впустую целые десятилетия. Слава богу, сейчас ситуация поменялась в лучшую сторону. Я не знаю, увижу ли своими глазами, как сотни тысяч людей заселят Луну и Марс, но уверен, что это произойдет в ближайшие 15 лет. Кто-то скажет: ах, как медленно. Я отвечу: потрясающе быстро. То, что вчера было фантастикой, сегодня уже реальность. Знаете, в таких условиях трудно быть фантастом. Не успел ты написать о чем-то — как это уже сбылось.
Проблема в следующем — люди стали настолько равнодушны друг к другу, что за секунду до того, как на их дом упадет атомная бомба, они подумают: «Так что, завтра мы за пивом не поедем?»
Я не был бы без Толстого тем, кто я есть сейчас. Именно от него я научился, что главы романа должны быть короткими, как в «Анне Карениной». Конечно, в моем развитии как писателя огромную роль также сыграли Чехов и Пушкин, хоть они и не писали ничего про космос (смеется).
Но я хотел бы быть похороненным на Марсе — это абсолютно серьезно. Ведь тогда я стану первым покойником, зарытым в марсианской почве, и мое тщеславие это утешит (смеется). Пусть даже мой прах привезут туда в консервной банке, я не возражаю. Я рад, что миллионы людей представляли себе поверхность Марса, читая мои рассказы. До сих пор дети ко мне подходят за автографами, считая меня крутым космонавтом, хотя я даже не знаю, как строить ракету. Но зато я помог им построить мечту, и это очень важно. Знаете, я просто мечтаю увидеть Россию на Марсе! Должна быть конкуренция в космосе, и чем быстрее развивается соперничество, тем быстрее мы заселим эту планету.
Да все будет нормально. Мы вышли из океана, вышли из джунглей, вышли из пещер, пережили кучу войн и эпидемий. И устояли. И, что бы там дальше еще ни было, я уверен — мы и это переживем.
Потому что люди — идиоты. Они сделали кучу глупостей: придумывали костюмы для собак, должность рекламного менеджера и штуки вроде айфона, не получив взамен ничего, кроме кислого послевкусия. А вот если бы мы развивали науку, осваивали Луну, Марс, Венеру… Кто знает, каким был бы мир тогда? Человечеству дали возможность бороздить космос, но оно хочет заниматься потреблением — пить пиво и смотреть сериалы. Вы особенно не обращайте внимания, это старческое брюзжание (смеётся) — мне же скоро сто лет.
Написал однажды страшную сказку, а она взяла и обернулась реальным кошмаром. Есть ощущение, что книги умирают. Всё же электронный носитель — это совсем не книга. Для меня мир библиотеки был джунглями Амазонки, которые могли укрыть человека с головой, захватить его шелестом страниц, укутать интересными историями. От монитора всего этого не получишь, там лишь сухой текст, без запаха бумаги — выхолощено, никакой теплоты.
Подождите немножко. Знаете, а девяносто лет — это вовсе не так круто, как я думал раньше. И дело не в том, что я езжу по дому в кресле-каталке, застревая на поворотах… Сотня просто звучит солиднее. Представьте себе заголовки во всех газетах мира — «Брэдбери исполнилось сто лет!». Мне сразу выдадут какую-нибудь премию: просто за то, что я ещё не умер.
Моё детство пришлось на Великую депрессию, а глубокая старость — на крутой финансовый кризис. Ты смотришь в будущее и видишь там причудливые планеты, новые космопорты и машины, летающие по воздуху, а заканчивается всё падением доллара на бирже. Но не стану врать: долго жить интересно. Плохо лишь то, что я пережил дорогих мне людей. Моя жена Маргарет умерла семь лет назад, а не будь её — я никогда не стал бы писателем. Первые годы меня никто не хотел печатать, она же верила, говорила: «Ты будешь знаменитостью». Теперь меня называют живым классиком. Не могу сказать, что мне это нравится, но определённо звучит лучше, нежели «мёртвый классик».
