Делия Телеграф
У одного моего соседа есть отдельная сковородка. Своя собственная. Дабы больше никто не воспользовался его собственной сковородкой, он никогда её не моет. Сковородка со вчерашним маслом стоит на дальней плите и ждёт, когда он в очередной раз будет разогревать на ней куру-гриль или чебуреки. Смесь собственничества, лени и, да, всё-таки рационализма, я бы назвала его именем.
Другая моя соседка использует общие сковородки. Греча с грибами пылится в таких сковородках от трёх до пяти дней. Когда еды в посудине остаётся непростительно мало, она всё-таки соглашается переложить остатки в тарелку и убрать в холодильник. Уже пустая, но всё ещё грязная сковородка по-прежнему стоит на плите и ждёт непонятно чего. Эту смесь лени и эгоизма я бы назвала её именем.
Ещё одна моя соседка, не обнаружив как-то пустой сковородки, взяла ту жирную и грязную из первой истории, отмыла её, разогрела на ней свои чебуреки, а потом поставила на место. Предусмотрительно не вымыв, дабы не нарушать равновесие в кухонной природе. Именно это равновесие я бы назвала её именем.
Истории про сковородки на этом, обещаю, закончились.
Мой четвёртый сосед купил себе спортивный костюм с надписью RUSSIA гигантскими буквами. В тот вечер не было в нашей квартире большего проявления патриотизма, чем хвастовство этой покупкой на великом и могучем с краснодарским акцентом. А потом он уехал к себе на родину в штат Колорадо.
Пятый мой сосед отмечал весь вечер и всю ночь свой последний день в России. Отправившись в четыре утра в аэропорт, он обнаружил, что ему продали билет на несуществующий рейс. Рейса из Питера до Вашингтона с пересадкой в Вене не было, нет и не будет, так и сказали ему. И обменяли билет на несуществующий рейс на билет на рейс существующий. В этом моменте те, кто обнаружил вроде бы уехавшего соседа всё на той же кухне, поверили, кто в чудеса, а кто в раздолбайство авиакомпании.
Моя соседка, которая была моей соседкой в прошлом году не едет домой на Новый год. Потому, что билет до дома и обратно стоит пятнадцать тысяч рублей. Этим летом она была в Хельсинки, Риге, Стокгольме, Париже, Амстердаме, Лондоне и опять в Стокгольме, потратив на транспорт между всеми этими городами пятнадцать тысяч рублей. Домой она не едет вовсе не потому, что потратила все деньги летом, а потому, что нельзя тратить ту же самую сумму на то, чтобы добраться до Тагила и обратно, когда можно побывать в Лондоне, Париже и Амстердаме… В чудеса, что российские авиалинии когда-нибудь одумаются и перестанут нас грабить, не верит уже никто.
Это были все вести с географических полей. А, нет, не все. Мне захотелось уехать на день в Финляндию так, чтобы приехать утром, весь день гулять по Хельсинки, а вечером обратно. Как вдруг обнаружила, что если я так сделаю, то встречу Новый год в маршрутке Хельсинки-Санкт-Петербург. Это был самый внезапно кончившийся год из всех тех, что я помню. Даже времени уехать куда-то совсем нет.
Моя шестая соседка готовит рис в пароварке, рыбу в пароварке, овощи в пароварке и даже манную кашу в пароварке. Еда на пару. Еда на парах. А потом заливает всё это майонезом и ест после одиннадцати ночи. Ну кроме манной каши, естественно. Иначе бы все стереотипы о правильном здоровом питании были бы попраны напрочь.
Моя седьмая соседка вегетарианка. Она не закатывает глаза к потолку при виде сосисок или, не дай бог, мяса. Она просто угощает всех печеньками из овсянки, вегетарианской пастой, тыквенным тортом, печёной морковью с имбирным соусом… Сторонников вегетарианского образа жизни находится всё больше, чем если бы всех мясоедов отвели бы на ферму, где живут коровы с грустными глазами. Во имя букета сырых брокколей и нарезанных тонкой стружкой свежих шапиньонов, эта первая вегетарианка из тех, кого я знаю, которая не говорит, что «кушать животных это отвратительно».
Когда на кухне начинает зеленеть очередной рис и покрываться плёнкой плесени чей-то суп, я вспоминаю своего соседа с прошлой квартиры. Он брал кастрюлю с начинающей зарождаться новой формой жизни, клал её посреди обеденного стола, делал из спичечного коробка танк и писал на нём лозунг: «Сдавайтесь, глупые людишки!»
Кажется, я наврала, когда сказала, что больше ни слова о грязных сковородках. Смесь моей усталости от общего быта семнадцати человек на одной кухне и одновременно уважение и интерес ко всем этим прекрасным людям, я бы назвала своим собственным именем, ну что тут поделать.
И, как говорит петербургская дама из нашей парадной, весь прошлый год барабанившая в нашу дверь: «А ведь ещё второе высшее получаете!»
